Песнь победителя [ = Крылья холопа, Берлинский Кремль, Машина террора ] - Григорий Климов

«Нет, спасибо», – ответил мой арестант. – «Я махорки не курю. Хочешь – закури?!» Он протянул мне раскрытую пачку «Казбека». Большинство из нас курило махорку, в изобилии продаваемую инвалидами на каждом углу. Табачное довольствие в тыловых армейских частях, даже в Академиях, не положено, а покупать папиросы в «Люксе» не по карману офицерам даже при наличии лимитной книжки и скидки на 15 %.

Лимитные книжки мы обычно продавали деревенским бабам, охочим до ситца. Жалование у большинства из нас 600—800 рублей, на руки приходится половина. Тут не раскуришься «Казбеком» по 80 рублей пачка.

Позже от арестантов, коловших дрова на кухне, я узнал, что забастовщик уже второй день ничего не ест, и что он ожидаёт «папы», как иронически заявили дровоколы. Когда после обеда все арестанты были водворены в свою квартиру под замком, я ближе присмотрелся к арестанту, ожидавшему «папы».

Ему было лет двадцать, но на его лице, изможденном и овеянном пренебрежительной усмешкой ко всему окружающему, были ясно написаны все следы ночной жизни столичного города. Такие лица часто встречаются в среде, где люди хотят слишком многого от жизни.

Бледная желтоватая кожа, мешки с синими кругами под глазами, отвисшие углы рта, густо намазанные бриллиантином чёрные волосы, узкие выбритые усики над верхней губой – последняя новинка американских кинобоевиков.

Стараясь возместить своё одиночество в первой половине дня, черноусый завязал оживленную беседу с вернувшимися после работы арестантами. Надо отдать долг – беседа была интересной. Он был исключительно в курсе дел всего закулисного московского мира. О политике он говорил так, как будто каждый день запросто бывал в Кремле.

Заинтересовавшись разговором, я приказал часовому открыть дверь в камеру и замкнуть наружный вход. Делалось это просто – часовой плотно засовывал свою винтовку в ручку поперек входной двери. После этого мы вместе с арестантами уютно расположились в коридоре, покуривая и болтая. Кто на скамейке, а кто просто, поджав ноги, на корточках под стенкой.

Когда я ещё раз поинтересовался, почему он не кушает, черноусый с таким видом, как будто этот предмет не заслуживает внимания, махнул рукой: «От такой пищи я только заболею. Я подожду! Что вы думаете – я от звонка до звонка сидёть буду?! Папа обещал зайти завтра к генералу».

Из арестантской ведомости я знал, что посажен он «на всю портянку» т. е. на 10 суток, из которых сидел только второй день. До последнего звонка было ещё далеко.

«Неужели ты дома лучше кушаешь?» – восхищённо спросил я и сделал большие глаза.

Мое наивное восхищение подействовало.

«Я дома только и вижу, что шоколад, да сливки», – ответил черноусый, ещё больше кривя губы. – «Торты в шкафу – бери, когда хочешь. Это, конечно, днём. А вечером я всегда в „Метрополе“ или в „Москве“. Там тоже покушать можно».

Он говорил таким само собой разумеющимся тоном, как будто предполагал, что каждый из его собеседников проводит вечера в этих роскошных ресторанах, предназначенных только для интуристов и «особой» публики.

Большинство москвичей знает об этих местах только то, что все официанты и обслуживающий персонал этих ресторанов являются агентами НКВД и заходить туда простому смертному опасно.

Если кто-нибудь заходит туда несколько раз подряд, то затем его вызывают в НКВД, предъявляют ему его счёта из этих ресторанов, каждый из которых равняется месячному заработку нормального человека, и вежливо просят подвести дебет-кредит, отчитаться в своих доходах и расходах.

«У тебя папа, наверное, хорошо зарабатывает», – заметил один из арестантов.

«Да, не-е-ет», – снисходительно процедил сквозь зубы черноусый, – «Он в Це-Ка работает…» Окружающие ответили на это почтительным молчанием, продолжая посасывать благовонный «Казбек» которым их щедро наделил отпрыск папы из Це-Ка.

До самого отбоя черноусый развлекает нас рассказами о том, как замечательно танцует дочка маршала Тимошенко – голая, на столе или рояле, во время интимных попоек в замкнутом придворном кругу. Он смакует грязные подробности столь же грязных амурных похождений кривоногого сына члена Политбюро Анастаса Микояна.

Самого Микояна он запросто называет «Стасик», его сына тоже какой-то приятельской кличкой. Судя по тому, с каким знанием дела он воспроизводит все детали, можно предположить, что и он сам участвовал в этих оргиях. Эти рассказы без сомнения были бы очень поучительны для профессора невропата или следователя по сексуальным делам.

Меня поражает, что все эти истории в точности совпадают с тем, что я уже не раз слыхал от Жени. По-видимому, это не выдумка.

Столь же бесцеремонно черноусый открывает последние страницы запретной книги и поведывает нам интимные детали из жизни самого Вождя. Мы узнаем, что за Светланой долгое время безуспешно волочился один из известных московских режиссеров, пока заботливый папаша не отправил назойливого поклонника в Сибирь.

Позже Светлана искренне полюбила простого и скромного студента. Этому чистому роману на каждом шагу мешала многочисленная лейбгвардия НКВД, следившая за каждым её шагом.

Даже в тёмные московские ночи Светлана не решалась на поцелуй, зная, что за каждым кустом сидит шпик, который обо всем доложит папе. Папе это тоже, в конце концов, надоело, и он уже собирался отправить бедного студента вдогонку за режиссером.

Но тут Светлана так энергично запротестовала, что папа только махнул рукой. Родную дочку в Сибирь отправлять неудобно, а монастырей теперь нет.

Позже Светлана вышла замуж за студента, но, как клялся черноусый, без папашиного благословения. Будущий дедушка был поставлен лицом де-факто. Тут черноусый историограф династии Джугашвилли хитро и многозначительно подмигнул.

Рассказывать такие вещи, да ещё в такой многочисленной аудитории, для обычного человека означало играть со смертью. Но черноусый и глазом не повёл.

С ещё большим упоением он, закатывая глаза к потолку, перешел к цветастому воспроизведению похождений «Васьки». Судя по всему «Васька» был его героем и жизненным идеалом. Самой яркой чертой характера «Васьки» была его слабость к московским ресторанам и актрисам.

По словам черноусого на фронт «Васька» попадал лишь тогда, когда папе становилось невтерпёж и он запросто выгонял беспокойного сына на фронт для протрезвления.

Черноусый клялся, что карьера каждой известной теперь московской артистки началась в «васькиной» постели. Дальше следовали подробности семейной драмы режиссера Александрова и его последней жены Любови Орловой, где в тихую идиллию «Васька» вторгся просто из «любви к спорту».

Дебошам и пьяным скандалам сына Вождя черноусый посвятил по меньшей мере два часа восторженных песнопений.

«Да, твоя жизнь у тебя на лице написана», – подумал я про себя.

Дальше мы узнаем последние новости науки и техники.